Tomorrow never dies.

[othercrazythings]

Название: Tomorrow never dies.
Автор: OtherCrazyThing
Размер: мини, 1607 слов.
Пейринг: Брендон Ури/ Райан Росс
POV: 1st, Brendon’s.
Рейтинг: ~ R.
Дисклаймер: находясь в здравом уме и твёрдой памяти, я отказываюсь называть это правдой.
Жанр: эрм, slightly angsty.
Саммари-предупреждение: содержание фика такое же жизнерадостное, как и его название (строчка из песни Ш.Кроу). I mean - по-моему, пост-распадный фик не может быть весёлым, так что имейте в виду - счастливого финала не будет. Все живы, но...
От автора: У меня тройной дебют \o/ а) Я впервые написала от лица Брендона б) Я впервые написала НЕ PWP, и НЕ AU. в) Я впервые написала что-то с ангстовым оттенком и БЕЗ happy end'а. So it's a tiny bit heart-breaking. Maybe. Он не бечен, и я его сейчас перечитала и хз. Проба пера, так сказать, в новом жанре, лол. xD

Всё началось с одного-единственного видео, ссылку на которое я имел глупость нажать, полагая, что оно не вызовет во мне никаких эмоций.

Как бы ни так. Вновь увидев тебя, я застыл и не мог пошевелиться до тех пор, пока движение на маленьком экранчике ютьюба не превратилось в чёрный квадрат. Тут я почувствовал, что у меня горят щёки, а ладони стали влажно-противными от пота.

Теперь, когда ничего не значащие цифры дат превратились в живые и, казалось, бесконечные потоки из видео и фото, я поймал себя на мысли, что мне это... неприятно, странно, не так, как оно должно было быть. Почему я решил, что всё должно было быть по другому, - я не знаю, но видеть тебя поющего и улыбающегося как ни в чём не бывало, выбило меня из колеи. Настолько сильно, что несколько дней я не мог понять, что со мной происходит.

Нужно было опять распотрошить те, похороненные обыденностью, воспоминания о наших бесконечных ссорах, и чем в результате они закончились.

Музыка. Мы назначили её главной виновницей. Она была виновата в том, что теперь у тебя своя группа, а я остался с тем, что изначально считал своим. Нашим.

Теперь мне предстоит не упасть в грязь лицом, улыбаться и делать вид, что всё нормально, когда какой-нибудь особо одарённый умник решит сравнить тебя со мной, или, чего доброго, спросить, а что я собственно думаю о музыке, которую ты сейчас так резво распространяешь по всей стране.

От этого меня начинало мутить. Как тогда, летом, когда у меня свербело под ложечкой от предчувствия, что меня неминуемо будут расспрашивать о тебе, о причинах, о следствиях, о том, как я ко всему этому отношусь. Я натягивал маску дружелюбия, не обращая внимания, как внутри тяжелело нечто, подозрительно похожее на чувство вины. Я улыбался, проклиная себя за то, что не могу открыто и смело посмотреть в камеру. Я говорил, стараясь не улавливать в своём голосе напряжённые, переплетённые с грустью, нотки...

И сейчас я борюсь с собственными эмоциями, вызванные тем, что ты всё-таки осуществил то, что задумал.

Почему я сомневался в этом до вчерашнего дня? Я знал, что у тебя много материала, с которым я когда-то просто-напросто отказался работать. Мне было достаточно Pretty. Odd. и того незабываемого опыта связанного с его записью. Но тогда мы шли на уступки. Тогда мы обещали друг другу, что скоро всё будет по другому, что наша новая музыка будет устраивать нас всех.

Кто тогда обманывал себя больше всех? Кто закрывал на всё глаза и свято верил, что, да, именно так всё и будет? Я или ты?

Я не мог поверить, что ты способен на такой шаг. На ультиматум. Сначала, я подумал, что это шутка. Ибо, как ты, вложивший столько сил в своё детище, мог так бескомпромиссно поставить вопрос ребром? Но когда я понял, что ты не собираешься делать никаких поблажек, я решил отстаивать то, что считал единственно правильным.

Мы же обещали друг другу, что не будем опускаться до взаимных обвинений и упрёков, корни которых спрятаны глубоко в прошлом. Но обещания теряют свою силу, когда царит гнев.

Кто сказал, что любовь побеждает всё? Чушь. Либо мы никогда не знали, что это такое на самом деле - любить.

Ты ушёл не оборачиваясь. Я стоял, как громом поражённый - от твоих слов, от своих собственных слов, сказанных в твой адрес. От того, что мы только сейчас сделали, от глухой боли, которая медленно расцветала в области солнечного сплетения.

На следующий день, ты пришёл ко мне. Едва переступив порог и не сказав ни слова, ты набросился на меня и меньше, чем через минуту, мы путались в одежде, обнажая друг друга, целуясь, как будто завтра не наступит никогда.

По большому счёту, так и случилось. Завтра, в котором мы были вместе, так и не наступило.

После секса, от которого у меня потом неделю не сходили оставленные тобой синяки и царапины, мы долго лежали молча. Я повернулся к тебе и рассматривал твоё лицо, пытаясь уловить в нём следы вчерашней ссоры и признаки завтрашней надежды.

- Зачем это? - спросил, наконец, я.

- На память, - ответил ты, не глядя на меня, и начал одеваться.

О распаде было объявлено утром.

…Потом появилась та фотография с кокаином, и я растерялся, не доверяя фактам, но отдавал себе отчёт, что ты вполне на такое способен. И от этого становилось мерзко.

Никогда не думал, что мне придётся притворяться. Изображать что-то, чего я не чувствовал.

Кстати, сыграть равнодушие довольно сложно.

Потом было затишье. Я пытался писать музыку к третьему альбому, работать. Появлялся на публике и, по-моему, отлично справлялся с ролью солиста одной хорошей группы.

Я много думал о том, что между нами было, и каким существительным это можно обозвать. Почему в этот раз мы не смогли уступить друг другу, и как получилось, что несколько слов, сказанных в запале, разрушили сразу и навсегда то, что строилось на протяжении нескольких лет.

Я считал тебя предателем. Но потом вспоминал, как жестоко и упрямо я доказывал, что ты не имеешь права так поступать со мной, со Спенсером, со многими тысячами людей, которые любят нас... и понимал, что я ничуть не лучше. Что я такой же предатель, как и ты, потому что не сумел вовремя уступить, найти нужные слова и постараться прийти к обоюдному решению.

Иногда я сидел целый день дома и, глядя поверх включённого телевизора куда-то вдаль, перебирал отдельные, как осенние листья, воспоминания. Иногда мне до ломоты в пальцах хотелось набрать твой номер и спросить, почему мы стали такими, как мы докатились до того, что теперь работаем в разных концах страны, храня в себе обиду и осколки ненависти. Я был уверен, ты знал, куда больше моего.

Иногда я сходил с ума от желания увидеть тебя, прикоснуться к тебе, и казалось, ещё немного, и я плюну на всё и прилечу к тебе через весь континент. Я сочинял целые монологи, в которых уверял тебя, что всё будет хорошо, что мы найдём выход и возродим то, что разрушили.

Но потом понимал, что из этого ничего не выйдет. Группу в нашем основном составе уже не вернуть, и максимум, что я могу сделать, это попросить у тебя прощения, понадеявшись, что ты меня уже простил. Я брал телефон и находил твой номер. Но у меня никогда не хватало смелости нажать ещё одну кнопку, способную соединить нас на короткое время.

И вот теперь я сижу очарованный тобою, словно ты возник из небытия. Во мне снова поднимается удушливая смесь ненависти, отчаяния и тоски, и мне хочется ударить тебя, искусать до крови, наорать о своей ненависти к тебе, что ты тварь, раз смог так спокойно, без оглядки, запустить в ход свою музыку, не думая обо мне и о том, что я буду чувствовать, глядя на тебя... зная, что ничего никуда не исчезло.

...Чтобы потом обнять тебя, прижать тебя к себе и сказать, что я не хотел совсем не этого. Я не хотел, чтобы мы ненавидели друг друга, чтобы нас сталкивали лбами в непонятных голосованиях, злорадно потешаясь по другую сторону экрана, в ожидании результатов.

...Кусая губы, я принимаю решение, от которого на этот раз не отступлюсь. Нахожу расписание твоего тура. 18 апреля ты будешь в Калифорнии. Значит, 18 апреля я увижу тебя.

***

18 апреля. Я просыпаюсь с мыслью о запланированном, и от этого у меня что-то медленно переворачивается в желудке.

Весь день я выбираю, что надеть, одновременно проигрывая возможные варианты встречи. Начало концерта в 9, но я думаю прийти позже.

К 10 я подъезжаю к Bottom of the Hill, и по моим венам растекается колючая жидкость. Я делаю глубокий вздох. На улице прохладно. Сердце колотится прямо в горле. Я делаю шаг.

Внутри душно и шумно от музыки, которую я не слышу. Я отхожу в сторону и наконец отваживаюсь поднять глаза на сцену. Тебя там нет.

Меня охватывает паника и стыд. Паника, потому что я не вижу тебя. Стыд, потому что не стоило сюда приходить, чтобы поворошить прошлое, когда у тебя вполне устроенное настоящее.

Я протискиваюсь сквозь небольшую кучку людей, подхожу к секьюрити. Кое-как объясняю ему ситуацию, придумывая на ходу детали. Он кивает, всё ещё с подозрением оглядывая меня, и пропускает к боковой двери, ведущей к твоей гримёрке.

На двери весит листок с надписью The Young Veins. Я стою и прислушиваюсь к шорохам внутри. Вдруг ты не один? Где остальные?

Но тут распахивается дверь и в одно мгновение вся тысяча и одна мысль улетучиваются из моей головы, потому что я вижу тебя. У меня сжимается горло, и я не знаю, что сказать.

- Брендон? Что ты тут делаешь? - ты искренне удивлён и, кажется, на моё сердце накинули удавку.

- Привет, - тише шёпота говорю я.

- Привет...

- Не впустишь меня? - я стараюсь контролировать свой голос, - на минуту?

- Да, конечно, - ты пропускаешь меня в маленькую комнатку и тяжело вздыхаешь, - что ты хотел?

Я смотрю на тебя и ищу слова в своём потрясённом сознании.

- Райан, я...

Ты ждёшь, спокойно глядя на меня. Я молчу и чувствую себя более, чем глупо.

- Я... хотел попросить прощения…

Твои брови чуть заметно дёргаются, в глазах пробегает непонятная эмоция.

Мы молчим, и я едва сдерживаюсь, чтобы не протянуть руку и не прикоснуться к твоим тонким пальцам.

- Всё нормально, не думай ни о чём...

Ты уже не смотришь на меня, а я умираю от желания ещё раз поймать твой внимательный взгляд.

- Райан...

- Не надо. Всё в прошлом и всё так, как видимо, как и должно было быть, - ты замолкаешь, - мы давно уже друг друга простили, но сейчас уже ничего не изменить.

К своему удивлению, я киваю и чувствую, что больше не могу здесь находиться. Воздух стал гуще, а сердцебиение ещё чаще.

- Мне нужно идти...

Ты отходишь от двери. Я иду к ней, поворачиваю прохладную ручку.

До звона в ушах, я жду оклика.

Ты молчишь.

Я выхожу в пустой коридор, закрываю дверь.

Ни звука.

Удары сердца, как удары колокола, глухо отдаются в моей голове, когда я, окружённый полумраком коридора, шагаю к выходу, стараясь не оборачиваться назад.